может быть прекрасна, но живописен тот предмет, с которого
она писана». И за этим решительным заявлением
следует указание на живописность «Светочей Нерона», то
есть, как ясно из контекста, картины Семирадского. Затем,
после этого и других примеров, подтверждающих мой, а не
его взгляд, автор заключает: «Все это было живописно и
только в силу живописности своей проникло в искусство и
заслужило увековечения». Таково мнение нашего автора,
но где его доказательства?
Где логический мост между несомненным свойством
живописности известных предметов в художественном
воображении и изображении и тем же предполагаемым
свойством в их действительности? Отчего талантливый и
искусный писатель не пробует прямо доказывать своего
тезиса, то есть доказывать, что ад, чума, различные римские,
испанские и московские ужасы живописны действительно,
как они существуют или существовали независимо
от Семирадского, Данта, Боккачио, Виктора Гюго и т. д.
А что эти предметы живописны у этих художников — никто
не сомневался, и я с своей стороны привел прямо самый
крайний пример — заживо разлагающегося прокаженного,
которого знатоки признают живописным в изображении
Флобера. Позволю даже по этому поводу сделать легкий упрек
князю С. М. Волконскому: если уже он так внимательно
отнесся к моей маленькой рецензии, что даже нашел
нужным отвечать на нее, то в интересах ясности ему следовало
бы остановиться именно на крайнем, решающем примере
и прямо ответить: считает ли он разлагающегося про
* Все курсивы в этой статье принадлежат мне.
559
каженного живописным в действительности или только в
изображении художника?
Свое мнение о действительной, а не воображаемой живописности
разных отвратительных предметов, скорее опровергаемое,
чем подтверждаемое его собственными историко–литературными указаниями, кн. С. М. Волконский
связывает, как мы видели, с более общим тезисом, будто
живописными могут быть только действительные предметы,
а сами художественные изображения не могут называться
живописными, а только прекрасными. Единственное
основание для этого терминологического мнения мы
нашли в сделанной автором выписке из трех словарей. Основание
весьма непрочное. Воспроизводимое в словарях
фактическое словоупотребление, житейское и литературное,
может быть и верным, и ошибочным, и правильным,
и неправильным. Приводимое кн. Волконским из Даля
определение: «Живописный — достойный быть списанным,
картинный» — есть только образчик плохого определения.
«Картинный» есть только синоним «живописного
», а «достойный быть списанным» или слишком широко
для определяемого, так как в каком‑нибудь отношении все
может быть достойно списывания, или есть только тавтология,
если под достоинством здесь разумеется специальноэстетическое
достоинство по отношению именно к живописи.
Когда дело идет о правильной и точной терминологии,
то нужно обращаться к самым основаниям слова, именно
к его этимологическому происхождению и к логической
связи соответствующих понятий. Живописный, живописность
несомненно производные слова от живопись, как музыкальный,
музыкальность — от музыка. И как эти последние
слова означают известную сторону красоты, именно
красоту, выражающуюся в звуках, так первые обозначают
другую сторону той же красоты, именно проявляемую в
зрительных очертаниях и сочетании цветов и красок. Итак,
живописность есть частное эстетическое понятие, подчиненное
общему понятию красоты. Поэтому хоть не все
прекрасное живописно, но все живописное тем самым и
прекрасно, как не все животные суть млекопитающие, но
всякое млекопитающее тем самым есть животное. Предметы
прекрасные в зрительном отношении, то есть живописные,
не теряют этого своего качества в своем изображении,
но и предметы ни в каком отношении не прекрасные и не
живописные, как ад, чума, кровавые казни, могут в воображении
художника вызвать такие зрительные сочетания,
воспроизведение которых на полотне или в мраморе будет
560
прекрасно в смысле живописности. Наконец, художествен
ные произведения и не относящиеся к области зрения могут
быть в переносном смысле живописны, или картины,
поскольку вызывают в воображении прекрасные образы
видимых предметов или прекрасные очертания таких образов.
Чтобы доказать правильность своей терминологии,
кн. Волконский должен бы был сначала опровергнуть эти
элементарные аксиомы, начиная с того, что слово «живописность
» происходит от слова «живопись», означающего
некоторое изобразительное искусство. Впрочем, если бы
даже правильность терминологии кн. Волконского и была
доказана, то это было бы совершенно бесполезно для его
положения о реальной живописности разных ужасных и
отвратительных явлений. Если бы живописность и была
свойством лишь действительных предметов, а не их изображений,
то отсюда не следовало бы, конечно, что всякий
действительный предмет живописен, а поэтому утверждаемая
нашим автором живописность действительного ада,
действительной чумы и действительного Торквемады всетаки